Двадцатый век.
Стремительная пьеса для чтения и письма из восьми дней для всех стран мира.
Действующие лица:А1, Б2, В3, Г4, Е6, Д8, Ж10.
Сцена первая. Круг черный в духе первоэлеметов Малевича. Появляются три фигуры(предварительно режиссер обговорит все необходимое). Это Г4, Е6, Ж10. Г4 выглядит как Жан-Пьер Лео в фильме Годара «Мужское и женское», Ж10 как Леопольд Блум в романе Джеймса Джойса «Улисс», Е6 – как Ролан Барт образца 1970 года. Внешнее сходство почти ничего не определяет в судьбе персонажей.
Г4.(резко освещается светом, похожим на лунный, удивлен). О….О…
Ж10.(в его тени, невозмутимо). Всякий раз, когда.(Пауза). Я перечитывал его пьесы.(Пауза). Меня посещали три мысли. Cogito Ergo Dead.
Пауза.
Е6.(из-за его спины). В смысле?
Ж10.(небрежно). В смысле и без смысла, ну, знаете, как это бывает. День первый. Какой век?
Г4, Е6.(хором). Двадцатый.
Ж10. Хорошо. Какой год?
Г4. Тысяча девятьсот шестнадцатый.
Ж10.(с усмешкой). Тридцать первое мая тысяча девятьсот двадцать пятого. Вы согласны?
Е6. Нет.
Ж10. Ладно, тогда берем тридцать девятый и(весело)кое-какое царство, если вы не против, одна милашечка в будуаре(мечтательно)…два прибора…
Г4.(мрачно). Музыку.
Ж10. Какую? Человеческий голос?
Пауза.
Ж10. Она вульгарна, но я люблю ее, как и вас…
Г4.(резко). Ложь!
Ж10.(удивленно). Ложь? Нет, не ложь. А? Какой век?
Е6.(улыбаясь). Двадцатый.
Ж10.(улыбаясь). Тогда…сигарету. Одна, две, три, четыре. Какой век?
Е6.(переставая улыбаться). Двадцатый.
Ж10.(резко). Урок номер один, дорогие друзья. Язык есть система знаков, в языке нет ничего, кроме…
Пауза.
Г4.(радостно). Различий.
Ж10.(в тон ему). В субъекте нет ничего, кроме…
Пауза.
Г4. Смерти.
Ж10. В мире нет ничего, кроме…
Пауза.
Г4. Текста.
Ж10. В тексте нет ничего, кроме…
Пауза.
Г4. Интертекста.
Е6.(весело). Какой век?
Ж10. Двадцатый. Выпьете?
Пауза.
Г4. Я выпью.(скрывается в темноте на пару секунд, выныривает с подносом и стаканами). Выпьете?
Е6. Что это?
Г4. Вульгарный напиток.
Ж10. Кто его пьет?
Г4. Все.
Ж10. Кто?
Пауза. Берут по стакану, поднос падает. Грохот. Ж10 небрежно пинает поднос ногой.
Е6. За вас.
Пауза.
Ж10. А, я кое-что вспомнил. Броненосец…
Г4.(прерывает). Потемкин.
Ж10.(надменно). А вот и нет! Броненосец Титаник. Не слышали?
Пауза.
Ж10. Гертруда Стайн. Знакомы?
Г4. Почти.
Ж10. Почти не считается.(допивает). У вас хороший вкус.
Пауза.
Ж10.(обращаясь к Е6). А вы, я смотрю, молчите. Что-то случилось?
Е6. Нет. Какой век?
Ж10. Двадцатый.
Г4.(исчезает, вновь появляется). Сигарету?(протягивает пачку).
Е6. Спасибо.
Ж10. Спасибо.
Пауза. Несколько вспышек.
Ж10. Как они называются?
Г4. Двадцатый век.
Ж10. Как-как?
Г4. Вы что, глухой?
Ж10.(резко). Я не глухой, юноша. Как-никак двое детей.
Г4.(пожимая плечами). Почти двое.
Е6. Какой год?
Пауза.
Г4.(отчетливо). Тысяча девятьсот шестьдесят восьмой.
Ж10. Что, во Франции?
Г4.(насмешливо). А вы в других странах не бывали? Рассказать вам сказочку?
Ж10.(в тон ему). Валяйте.
Г4.(давясь от смеха). Деконструкция…логоцентризма…
Ж10. Чего-чего?
Г4. Я говорю…де…(обрывает себя, смеется).
Е6.(резко). Я помню.
Г4. Он помнит!(весело). Он помнит Матушку Кураж! Он помнит, что это не трубка! И ни черта больше! Ха-ха-ха!
Е6.(обиженно). Это не трубка.
Г4.(восторженно). Да, да, я согласен!
Ж10.(небрежно махнув рукой). А, припоминаю…мне об этом как-то Мартин рассказывал…
Г4.(резко). Лжете!
Ж10.(делает лицо невинной овечки). С чего же мне лгать?
Г4.(роется в карманах). Сейчас, сейчас. Еще сигарету?
Пауза.
Е6.(загадочно). Возможно.
Ж10. Нет. Да.
Г4. Какой век?
Ж10. Другой.
Г4.(яростно). Лжете, лжете!
Ж10.(с грустью). Нет…
Г4.(кричит). Лжете, лжете!
Сцена вторая. Аплодисменты. Черный квадрат. Пять больших ламп. Пусть режиссер думает, как все это совместить и разместить. Лампы освещают сидящих на черном полу Б2, В3, Г4. Г4 выглядит на протяжении всей пьесы одинаково. Б2 похож на Ницше незадолго до смерти. В3 – на Андре Бретона в 1937 году.
Г4.(закуривая). Какой век?
В3. Все пустое, никаких веков. Правда?
Б2 молчит, опустив голову.
Г4. Какой год?
В3.(раздраженно). Какая вам разница?
Г4. Это важно.(пускает дым Б2 в лицо, тот не шелохнется).
В3.(в сомнении). Для кого это теперь важно? Безвременье, пустота…
Г4. Это важно.
В3. А вот и нет.
Г4. Важно.
В3. А вот и нет.
Г4. Важно.
В3. А вот и нет, а вот и нет.
Пауза.
Г4. А вот и да, а вот и да.
В3. Нет.
Г4. А вот и нет, а вот и да.
В3. Ваша взяла. Год…тысяча девятьсот какой-то…(с любопытством). Джоплин жива?
Г4. Кто это?
Б2.(резко и неожиданно). Моя жена.
Пауза.
Г4. А хотите, я вам сказочку расскажу?
В3. Валяйте…
Г4.(улыбаясь). Деконструкция логоцентризма.
Б2.(хрипло). Я…помню…
Г4.(насмешливо). Откуда? Вы тогда еще и не родились.(прикуривает новую сигарету от старой).
В3. Вы много курите.
Г4. А вы?(протягивает пачку). Все сюрреалисты дымят как паровозы, пьют и употребляют наркотики. Кроме Дали.
Пауза.
Г4.(насмешливо). Он просто был большой шут. И даже никакой не верующий. Для него и вера, и деньги – игра. Скажите, ну какой правоверный католик стал бы изображать себя или свою телку как Христа? Это ж просто кощунство. Все, что он делал, большее богохульство, чем у Буньюэля. Да он такой же верующий, как я – Франсуа Трюффо.
В3. Плевать.
Г4.(яростно, Б2). А вы еще смерть Бога провозглашали! Да знаете, что в двадцатом веке самое для нас главное? Не опровергнуть Бога, а пооригинальнее его интерпретировать. Бог – ничто, интерпретация – все. Так или нет?
В3. Не знаю.
Г4. А я все знаю, и меня тошнит сартровской тошнотой, почти жив, почти мертв. Потому что текст проходит сквозь мое тело. Десятая ступень шизоанализа.
Б2 с воплями катается по сцене. Минута паузы.
В3. Он что, эпилептик?
Г4. Вам виднее. Вы же все это написали.
В3. Не я. Сам текст себя писал.
Г4. Согласен, но…Выпьем?
Повторяется нечто, подобное первой сцене. Поднос с тремя стаканами, крепкие напитки и все такое прочее.
Г4.(в возбуждении). Знаете, что они потом говорили? Занимайтесь любовью, а не войной.
В3. А в конце века?
Г4. Постмодернизм, Интернет, Буря в пустыне, Матрица…Это все симулякры как встреча швейной машинки с зонтиком на…
В3.(прерывает). На телевизионном экране. А как же Уорхол?
Г4. Это был один…(с горечью). А все остальные мертвые авторы хорошо знали все свои авторские права.
В3.(растерянно). А Гомер?
Г4. Не знал ни имени, ни прав, ни света. Он был единственным мертвым автором в истории человечества. Все остальное, - ложь и скрежет зубов. Сигарету?
В3. Да.
Г4. Скоро этого не будет, никогда больше, они все запретят.
Свет гаснет.
Сцена третья. Аплодисменты. Черный крест на белом фоне. Сцена ярко освещается со стороны зрительного зала, по сторонам – бархатные красные занавески в духе Магритта. Г4 нам уже известен. А1 выглядит как Джим Моррисон в 1967 году, Д8 – как Жак Лакан в 1950-м.
На сцене лежит поднос с непонятно-с-чем бутылкой и тремя стаканами. Рядом – серебряная пепельница в форме унитаза и пачка «Голуаз» образца 1965 года, а также спички под названием «Люцифер», кажется, таковые имелись у Стивена Дедалуса из романа «Улисс» Джойса. Все время третьей сцены персонажи лежат на полу в произвольных позах и не встают.
А1.(небрежно). А, двадцатый век, кажется.
Г4. А давайте логоцентризм деконструировать, он у меня уже в печенках сидит.
Пауза.
Д8. Это трудно.
Г4.(печально). Да, это почти невозможно, но нужно же попытать счастья, как вы думаете?
А1. Согласен.
Г4. Давайте делать это с любовью, эротично и нежно и…
Пауза.
А1. И все-таки…
Пауза.
Г4.(нежно). Я слушаю Кейджа, любуюсь Уорхолом, бреду вдоль пересыхающей реки в Марокко…удовольствие…читать бы! Да, на досуге я перечитал Джойса, Бланшо, Роб-Грийе, Соллерса и даже Кафку. Из философов я выбрал Мерло-Понти и Левинаса. Один мой глаз косил в сторону Магритта, другой – в сторону Клее и Дюбуффе. Накануне я думал о Марксе, не спал, вспоминая ночь любви с Мао, протесты, Чехословакию, Адорно, «Мечтателей» Бертолуччи, Де Голля и, наконец, - себя.
Д8.(настороженно). Себя? Кто это – себя?
Г4.(насмешливо). Сван, на него большая мода. Я брел, как Жан Марэ в фильмах Кокто, как Жан-Поль Бельмондо в фильмах Годара…
Пауза.
А1. Вы хотите сказать, как Жан-Пьер Лео…
Пауза.
Г4.(горестно). Что в имени?!
Д8.(в недоумении). Имя? Вы забыли?
Г4. А вы?
Д8.(пожимая плечами). Кажется, помню.
А1. Ерунда это все.
Г4. Да…(берет стакан и отпивает немного)…ерунда, конечно, и я люблю ее, лишь ее, Грамматологию Плюрабеллу, ее, не себя и не другого.
А1. К черту вас!(тоже пьет).
Пауза.
Д8.(присоединяясь). За ваше здоровье!
Г4. Как это может быть?
Пауза.
Г4. Ведь Бог – это не Дионис…или я ошибаюсь…она, пишущая это, мертва, но и мы не очень-то живы…Им, зрителям, все это кажется кощунством.(смотрит в зал). Все имена, которые названы в пьесе, по-прежнему любимы и мной, и ею. Правда, об этом никто не знает.
Д8. Так пусть она покажется хоть на миг…
Пауза.
Г4. Зачем? Так что будем делать, друзья? Выбирайте – вот «Голуаз» или смотрим в своих карманах марихуану. Другие преппараты найдете(делает неопределенный жест в сторону)…где-нибудь за сценой… А пока посидим и посмотрим «Blow Up» Антониони, но сначала – «Четыреста ударов», «Орфей», «На последнем дыхании», «Последнее танго в Париже».
Д8. Я предлагаю «Метрополис», «Механический балет» или же «Андалузский пес».
Г4. Тогда я посмотрю «Гражданин Кейн», «Скромное обаяние буржуазии», «Восемь с половиной», «Имя: Кармен», «В прошлом году в Мариенбаде».
Пауза.
Д8. «Хиросима, моя любовь».
Пауза.
А1.(воодушевляясь). «Игра с огнем», «Прекрасная пленница», «Грузовик», «Бунтовщик без причины», «Психо», «Птицы».
Г4. «Мой американский дядющка», «Мюриэль», «Жюль и Джим», «Две англичанки и континент», «Американская ночь», «Беумный Пьеро», «Ночи Кабирии», «Похитители велосипедов», «Евангелие от Матфея», «Дневная красавица».
Д8. «Андрей Рублев», «Отец-хозяин», «Ночной портье», «Мужское и женское», «Мужчина и женщина», «Приговоренный к смерти бежал», «Лакомб Лусьен», «Мушетт», «И Бог создал женщину», «Бессмертная».
Пауза.
Г4. «Бассейн», «Птицы большие и малые», «Сладкая жизнь», «Ночь», «Затмение».
Пауза.
Д8. «Царь Эдип», «Идентификация женщины».
А1. «Космическая Одиссея».
Г4. «Барбарелла».(подливает себе еще). «Санатория под Клепсидрой», «Обыкновенный фашизм», «Трансевропейский экспресс», «Покаяние», «Кровь поэта».
А1. «Пули над Бродвеем», «Том и Джерри».
Пауза.
Г4.(весело). Ах…кажется, я сошел с ума. Какая досада.
Д8. «Малыш и Карлсон». Не вы одни.
Г4. Ах, да, безумие в классическую эпоху…Что вы об этом читали?
Д8. Почти все.
Г4. Неужели? Это вам по вкусу больше Батая?
А1.(обиженно). А мне лично Батай очень даже ничего…
Г4. Правда, что Кожев был племянником Кандинского?
Д8. Да.
Г4. Скажите, что он был племянником Бердяева, с меня хватит и этого.(кашляет). Я умираю…А как же дыхание? Логос – это ведь дыхание, алетейа.
А1. Логос – это что, слово?
Г4. Слово, точка Кандинского, миры…в ту или иную сторону…некуда идти…и как?(пьет).
Д8.(тоже пьет). А я нахожу, что все это слишком легкомысленно.
Г4.(насмешливо). Да уж…как важно быть серьезным!
Д8. А что? И Леже был серьезен, и даже Дюшан, и ваш любимый Магритт, и тем более Фуко…
А1. И даже Бланшо.
Д8. Не говоря уже о всяких предтечах и посттечах, в частности, Хабермас versus кого-нибудь и тому подобное, Эко, Гадамер, другой или просто не тот…или лишний…
Г4.(взмахнув левой рукой). А, бунтари…Как тот, что не плакал на похоронах своей матери или раньше, фальшивомонетчики…или Йозеф К., хотя он и не бунтарь…или Жене…или другой мой ближний, любимец века, Сад…
А1. Брехня.
Г4.(пьет). Брехня…Эй, да бутылка пустеет!(закуривает).
Пауза.
Сцена четвертая. Аплодисменты. Желтый круг на черном фоне, сцена устлана красными матами. Сверху свисает люстра в стиле «ар деко» и пара мобилей. У края сцены – белый столик. На нем лежат пять фотографий, запечатлевших «Большое стекло» Дюшана. Под столом лежит Г4 с бутылкой виски «Гордон» в одной руке, красным мячиком – в другой. У стола стоят А1, который выглядит как Жан Кокто в 1941 году, и Ж10, напоминающий Ганса Арпа в 1916 году.
Ж10. Какой век?
Г4.(громко). Двадцатый.
А1.(наклоняется, смотрит пристально на Г4). Не нужно прятаться, мой друг, мы пришли забрать вас.
Г4.(роняет мячик, тот катится в зрительный зал). Наша Таня громко плачет, утопила в речке мячик…Куда?
А1. Далеко-далеко течет река Волга…Нравится?
Г4.(неуверенно). Нет.
Ж10. Что ж так?
Г4.(тем же тоном, неразборчиво)….тоталитарный…
А1.(удивленно). Что?
Ж10. Он говорит, это что-то целостное.
Г4.(раздраженно). Нет, не это.
А1. Видите, как он говорит. А как же Эйзенштейн? Дзига Вертов? Малевич? Маяковский? О них вы забыли?
Г4. Они все умерли.
А1. Нет, не умерли, и вы это знаете.
Г4. И?
А1. И? Серебряный век. Мережковский с Бердяевым, Ахматова с Цветаевой, хлыстовство, толстовство, Розанов, Христос и Дионис, Маркс и Ницше, интеллигенция и народ – все хотят заняться любовью по новой, декадентской методе.
Г4. Что дальше?
А1. Мистико-спиритико-сексуально-марксистко-дионисийские сеансы первых русских символистов, Горький в юности хочет повеситься на воротах перед церковью, студенты целуют студенток, думая о марксизме-ленинизме и о дионисе-аполлоне. Немного позже – грубоватые авангардисты с налетом а la футуристы или ДАДА, а ведь была и революция 1905 года, европейские моды, нищета, безумие, эротика, кровавое воскресенье…Хаосмос. Это наш «рубеж веков», а никакой не «конец века». А они еще удивляются, что революция случилась.
Г4. Наш – это чей?
Ж10.(устало). А Ленин не хотел, чтобы другие занимались любовью, а не войной, ненавидел интеллигентов и авангардистов, он этого и не скрывал…Непонятно, на что они надеялись. Они были самоуверенны, но кого ныне тревожат супрематизмы?
Г4. Тревожат.
Пауза.
А1. Что нам дала сексуальная революция? Только не задавайте этот вопрос Бегбедеру, спросите у Бертолуччи.
Пауза.
Г4. У кого еще?
Ж10. Фредерик, его наивная постэкология антиглобализма. Даже слишком наивная.
А1. Вы не правы…они…(в волнении)…молоды…как мы…
Ж10. Что они? Двадцатого века больше нет. Молодежь будет игнорировать его и изобретать велосипеды…их глаза помечены иными цветами(хотел бы я знать, какими)…для них ничто не секрет…все прозрачно…даже еще безнадежней…и…
А1.(прерывая). Они восстановят иную Вавилонскую башню, все будет забыто. Империи воскреснут, и их боги вновь станут мерой всех вещей. Они увидят, но не фон, а фигуры, и будут кричать: чушь! Мы не подлежим дроблению, мы состоим не из знаков! Авторы живы, скажут они, и мы знаем истину. Они скажут: нам не нужна деконструкция логоса, мы не понимаем, что это значит, для чего это.
Г4. Уже сейчас я их заранее ненавижу, а авторесса этой антигуманной пьесы – еще больше.
Ж10. Но они скажут: мы достигли непосредственности, нас не пугают ни первые, ни последние люди.
Г4.(отчаянно). Замолчите! Все ложь. А я хочу быть Бертольдом Брехтом, я хочу быть Бертольдом Брехтом и рассказывать правду о мире, я хочу целовать тебя в губы…
Пауза. Аплодисменты.
Сцена пятая. Светло. Коричнево-розовые обои в духе среднего соцреализма. Кровать советская, двухспальная. Под одеялом лежат Г4 и В3, который похож на Мишеля Фуко в 1974 году. Одеяло с любой стороны узорно – банки «Кэмпбелл» Уорхола.
Г4.(открыв глаза). Какой век?
В3.(тоже открыв глаза). Не знаю.(чуть привстает, опираясь локтем о подушку). Кому милы мы, мой друг, на этом сладком ложе? Авторессе? Ну и сука же она, скажу я вам. Аморальная бестия.
Г4.(улыбаясь). Ну-ну.
В3.(хмуро). Де Сад в брюках.
Пауза.
Г4.(цепляя ладонью, впрочем, слабо, волосы В3). Ты мне хотел сказать это? Мне? Сказать: я-люблю-тебя. Так это просто, Оскар, да.
В3.(холодно). Нет.
Г4.(настойчиво). Ты мне всегда хотел сказать это, я знаю: я-люблю-тебя. Искал я тебя и не нашел, возлюбленный мой, в садах Эдемских! Где братья мои, несущие новые скрижали в долины? Не бери с собой плеть, друг мой, неважно, к кому ты идешь, к мужчине или к женщине…Не только боль оставляет следы.
Пауза.
В3.(вежливо). Чего изволите?
Г4.(устало). Кофе.
В3. А…(наклоняется, смотрит под кровать). Смотри-ка, авторесса сменила свой стиль. Здесь кофейник и чашки в духе Суетина, но очертания стены заставляют меня вспомнить о Ле Корбюзье.
Г4.(удивленно). Какой еще стены?
В3. Берлинской.(вытаскивает из-под кровати кофейник и чашки, узор супрематический). Все в этой пьесе любят Корбюзье, не знаю только, как эти зрители, они уже из двадцать первого века и ни черта не понимают.
Г4. Я об этом как-то не подумал.
В3. А о чем ты думал, дорогой Дмитрий? Третий завет и все путем? Немного негативной теологии, а? Или вы предпочитаете теософию?
Г4.(задумчиво). Если я правильно понял, авторесса обожает двадцатый век и ненавидит двадцать первый. Хотел бы я знать, почему.
Пауза.
В3.(с интересом). Ну, а Флоренский каков? Таков или нет?(разливает кофе по чашкам, передает одну Г4).
Пауза.
Г4. Спасибо.(с некоторым раздражением). Ну, Флоренский, конечно, не таков и не каков…и Метафизика, де Кирико, да все они одним миром мазаны.
В3. Как насчет Витгенштейна?
Г4. Дерьмо.
Пауза.
В3. Вы, кажется, немного перегибаете палку. К примеру, вы любите Леви-Стросса?
Г4. Допустим.
В3. Какая песня Гребенщикова вам больше всего по душе?
Г4. Есть в городе том сад…
В3. Хорошо, «Асса», знаем. А Шнитке – первая симфония, да?
Г4. Конечно. Шнитке, Кейдж, Штокхаузен, Булез, Шенберг и…
В3. И Шенберг? Я думал, вы забыли.
Г4.(допивая кофе). Нет, моя любовь, я все помню, даже то, что хотел бы забыть…Immortal memory!(ставит чашку на пол).
В3.(делая то же самое). На днях перечитывал «Москва-Петушки».
Г4. И я на днях играл с Дюшаном в шахматы.
В3. Проиграли, нет?
Г4. Выиграл, как всегда. Его «Фонтан» - разве это не переворот в том, что называли искусством?
В3. Да, но это не совсем постмодернизм.
Г4. Но кто же?
В3. Кто?(пожимает плечами). Эрнст, Ман Рей, Стравинский, Чаплин.
Г4. Иногда они тоже кажутся коммунистами.
В3. Осторожнее. В конце века это слово дискредитировало себя, Восточный блок распался. Все мило улыбаются и говорят: «А, Маркс! Должно быть, чокнутый был детина».
Г4. Маркс и Арто – это одно лицо.
В3. Глупо отрицать это, но…
Пауза.
Г4. Говорят, я мог бы любить и Барта.
В3. Зачем вы это говорите?
Г4.(смутившись). Я…
В3. Вы с ним спали?
Г4.(неуверенно). Хотел бы..
В3.(вызывающе). Чтобы писать как он?
Г4. Я бы любил его.
В3. Как?!
Г4. Что за вопросы! Как угодно.
В3. И все же двадцатый век – это во многом век гетеросексуалов. Вы согласны?
Г4. Да.
В3. Это плохо?
Г4. Не знаю.
В3. Да, да, любовь, что имени назвать не смеет…Что в имени?!
Пауза.
Г4. А, основная тема, конечно. Читать бы целый день Хармса, Ионеско и Паустовского, Белого, Сологуба, Замятина, Ремизова, Ильфа и Петрова, Бродского, ан нет. Не дадут почитать спокойно. Скажут: структуры не выходят на улицы.
Пауза.
В3. Впрочем, и это древняя проблема. See?
Г4. Нет.
Пауза.
Г4.(растроганно). Я люблю тебя, я люблю тебя…
В3.(улыбаясь). Отчего же?
Пауза.
Сцена шестая. Все вокруг белое, кроме желтого стола. За ним друг напротив друга сидят Д8 и Г4. Д8 похож на фотографа из фильма «Blow Up» Антониони. На столе – бутылка минеральной воды и два стакана.
Д8.(торжествующе). Итак, итак. Что вы думаете по поводу ЕС?
Г4.(небрежно). А, очередная Вавилонская башня, чуть менее логоцентричная, чем Священная Римская Империя.
Д8.(тем же тоном). Как насчет войны, которую США ведет в Ираке?
Г4. Если есть одна война, будет и вторая.
Д8. Что говорил Заратустра?
Г4. Смейся! Он говорил: смейся!
Пауза. Д8 с величием делает глоток минеральной воды.
Г4.(вздыхая). Вы не возражаете, если я закурю?
Д8. Я очень возражаю. Пассивное курение каждый год уносит миллионы жизней.
Г4. Получите вашу жизнь назад.(берет бутылку минеральной воды и хлещет в лицо Д8. Тот не сопротивляется).
Д8.(приглаживая свои слегка смоченные волосы). Я нахожу, что у вас очень актуальный юмор. Знаете, что самое актуальное?
Г4.(устало). Нет, не знаю.(достает сигарету). Чего вы от меня хотите?
Д8. Я хочу, чтобы больше не было двойных стандартов. Чтобы люди ощутили новый поворот плюралистского этноцентризма, направив совместные усилия на борьбу с терроризмом, воодушевляясь моральными ценностями прошлого, настоящего и будущего, во имя мира наших детей.
Пауза.
Г4.(достает спички). Предположим, я жажду, чтобы вы умерли от пассивного курения.
Д8.(буквально выпучив глаза). Но как вы можете жаждать этого? Это же антигуманно!
Пауза.
Г4. Не знаю, как, но жажду.(прикуривает сигарету). Это похоже на терроризм?
Д8.(несколько возмущенно). Ваши безнравственные шутки…
Г4.(прерывая). Да, да, мне не понять вас, человека двадцать первого века. Что вы делали, когда еще жили в эпоху постмодерна? О, я знаю, учились, женились, завели детей и собаку, пара пластических операций и ответственный пост. Натуральные продукты, насущные вопросы, как нам быть с Бен Ладеном или как нам объяснить феномен Джоан Роулинг…Вы трудитесь на благо всего человечества, и вас похоронят на Марсе. Но я…(чуть не плача)…я все это в гробу видал! Я вовсе не этого хотел!(всхлипывает). Я не это писал!
Пауза.
Д8.(протягивая носовой платок). Успокойтесь, мой друг, мы подумаем вместе, за столом переговоров, как нам решить эту проблему.
Г4.(вскакивая из-за стола). О боги, вы называете меня своим другом! О горе мне!(бегает туда-сюда по сцене).
Д8.(склонившись под стол). Здесь есть еще минеральная вода, свежие фрукты, сверхнатуральные соки. Я предлагаю вам попробовать все это.(улыбаясь). Во благо наших детей.
Г4.(остановившись). Ложитесь на стол, я сделаю вам ребенка.(подходит к столу, садится на прежнее место).
Д8. Не огорчайтесь, мой друг, мы спасем вас. В стране, где вы живете, постоянно нарушаются ваши права, права человека, поймите же!(раздраженно). Возжелайте меня, черт побери! Я – это права человека, демократия, плюрализм, гуманизм!
Г4. Как?
Д8. Небольшой общественный договор во благо наших детей.(достает непонятно откуда и выкладывает на стол компьютер, ноутбук, мобильный телефон, пачку бумаги, ручку).
Г4.(в страхе). Зачем?
Д8. Поставьте подпись, только одну, мы верим в оригиналы, для нас все симулякры – это старомодные разговоры. Постмодерн так же немоден, как супружеская неверность. Но наш с вами брачный контракт предусматривает вечную любовь, пока смерть да не разлучит нас.
Пауза.
Д8. Поймите, вы приобретаете весь мир, важно ли все остальное?
Г4. Но какова цена?
Д8.(улыбаясь). Наивысочайшая.
Г4.(хмуро). Как скоро договор вступит в силу?
Д8. Сразу, с момента подписания.
Г4.(резко). Но я не помню имени!
Д8. Ставьте любое.
Г4. Уверены?
Д8. Абсолютно.
Пауза.
Г4. Я должен немного подумать.
Д8. Только не курите, ради Бога.
Г4. Хорошо, я выпью немного вашего сока.(пьет сок). Что же вам снится, Аврора?
Д8.(улыбаясь). Сказать по правде, ничего.
Г4. Отчего же?
Д8. Потому что я – совершенство.
Г4.(иронично). Вот как?
Д8.(не замечая). Да, именно так.
С любой стороны на сцене появляется Б2, похожий на Владимира Набокова в 1943 году и, даже если это покажется авторессе неинтересным, с микрофоном в руках.
Б2.(весело, в микрофон). Уважаемые телезрители! Только от вашего решения зависит исход схватки между Фаустом и Мефистофелем. Электронное голосование продолжается. Не забудьте сделать пометку, кого из двоих вы считаете Фаустом.
Г4.(удивленно). Ах, это ведь не яблоко!(берет яблоко из корзины с фруктами, корзина чуть раньше была поставлена на стол Д8). Я, кажется…
Пауза.
Б2.(подходя к столу). Позвольте задать вам несколько вопросов.(обращаясь к Д8). Что заставило вас взять на себя столь высокую миссию?
Д8.(скромно потупив очи). О, знаете ли…
Б2.(восторженно). Мировое сообщество все еще смотрит на вас!
Пауза.
Б2 ненадолго удаляется за кулисы, а если сия пьеса будет когда-либо поставлена, то пускай и электронное голосование проведут.
Звучит песня «Леди совершенство»(на музыку Максима Дунаевского) из кинофильма «Мэри Поппинс, до-свидания» .
Г4.(насмешливо). О нет, вы ошибаетесь, авторесса совсем не это имеет в виду…Нет, она не против. Но! Все по-прежнему, все То Же Самое все еще…
Д8.(тоже насмешливо). Все еще, все еще! Слава Богу, скажу я вам. Слава Богу, никаких парадоксов, все чисто, честно, надежно, высокого качества. Ризома – это старомодно, а Маркс – это сопли наших прабабушек, сексуальная революция – забава для детсада, а не для серьезных людей, в кино нужно добавить чуть больше компьютерной графики. Поверьте, все ваши ошибки мы исправим.
Пауза.
Г4.(на глазах слезы). Хватит! Я вас ненавижу. Я не это писал…или это, неважно, к черту!(хлопает ладонью по столу). Я умер, умер! Что вы делаете?!
Д8.(улыбаясь). О, я знаю, как вас успокоить. Проведем небольшой семинарчик, конференцию, обсудим наши разногласия. Хотите?(наклоняется под стол, достает бутылку с чем-то неопределенным, без этикетки, темно-красное). Налить?
Г4.(тяжело вздохнув). Да.
Д8.(Наливает, пододвигает Г4 бутылку и стакан). Это маленькая слабость, она, в принципе, простительна. Я скажу вам, что вы написали много интересных вещей. Интересных, знаменитых, новых. Но вам ведь известно, что всякое писание ошибается.
Г4.(берет стакан дрожащей рукой). Да.
Д8.(улыбаясь). Вот и ваше писание было не в силах предусмотреть все особенности нашей эпохи.
Пауза.
Д8.(улыбаясь). Но мы глубоко оценили вашу роль в развитии современной мысли, господин двадцатый век, и ваши идеалы(далеко не всегда достижимые) оставили значительный след в наших душах, мы с интересом читаем ваши книги и…
Г4.(резко). А как насчет тех книг, которые я не написал?!
Д8.(улыбаясь). Вы говорите о невозможном, а такие разговоры ведут в тупик. А в тупике нет ничего, кроме яблока.
Г4.(насмешливо). Это просто диалектика.(наливает себе еще, достает сигарету).
Пауза.
Д8.(улыбаясь). Вы все равно проиграли, и я советовал бы вам вести себя более достойно. Вы знаете, что такое жизнь, что такое здоровье? А я вам скажу. Вы хотели мира, когда играли в войну. Разве Первая и Вторая мировая – не ваши заслуги, господин двадцатый век? Всякий раз, когда вы совершали революцию, она превращалась в поп-артовскую рекламу. Одной рукой вы записывали тезис о смерти автора, а другой соблюдали все авторские права. Вы кричали о свободе, но все традиционные институты продолжали стоять на своем. Пустые забавы – вот и все, что осталось от ваших отчаянных криков. К концу века ваши дерьмовые сигареты с выпивкой потеряли всякий престиж. Люди захотели иметь крепкие здоровые тела, здоровую пищу, свежеэкологическую природу, богатство красок, плазменный экран. Испорченность больше не в моде, и пусть ваш чертов Бодлер катится куда подальше.
Г4.(морщась от боли). О нет…что вы со мной делаете..
Д8.(улыбаясь). Только то, что вы делаете сами с собой. Я советую вам убрать все ваши недостатки, пока не поздно, с помощью пластической хирургии, заняться спортом, возлюбить ближнего и любые миры. Все к вашим услугам, но нынче мы желаем играть по правилам. Нам не нужна никакая эстетика смерти, к черту! Умрите и возродитесь! Не дрожите так, у меня припасена для вас еще одна бутылочка.
Пауза. Появляется Б2 объявить результаты голосования. Аплодисменты.
Сцена седьмая. Несколько декораций в духе соц-арта. За щербатым письменным столом сидит Е6, похожий на Троцкого Льва в 1924 году. В гамаке напротив него развалился Г4, бесстыжий и пьяный.
Е6.(поднимая взгляд от письма на Г4). Будете так много пить – описаетесь.(короткий смешок).
Г4.(весело). Я это учту.
Е6.(так же). Да, учтите, учтите. Но ведь это – совсем не карнавал, не полифония стилей. На самом деле все это убийственно скучно, скорее даже, просто убийственно. В этом нет никакой изюминки, как в дневниках Леонида Андреева. Ах, уважаемый двадцатый век и ваш огромный вклад в психоанализ. Увы! Все кончено.
Г4.(устало). Я думал об этом.
Е6. Увы, вы никогда над этим не думали.(вновь склоняется над письмом).
Г4.(упрямо). Думал.
Е6.(поднимая голову). Если вы об этом думали, почему не понимали?
Г4.(удивленно). Не понимал?!
Е6. Да.(постукивая ручкой по столу). Думали и ничего не понимали. Видите ли, мой друг, умом Россию не понять, в Россию можно только верить. Это особая страна между собакой и волком, востоком и западом, аполлоном и дионисом, у нее свой, особый божественный путь, ни на что не похожий.
Г4. Но…
Е6.(прерывая). Мировой опыт не применим. Мы им покажем матрешек, и они заулыбаются. Мы им покажем кулак, и они испугаются. Да они нас за дурачков держат, наивные люди. Ни черта не понимают, с жиру бесятся.
Г4. Вы просто лицемерите.
Е6.(улыбаясь). Да, но вы же на это покупаетесь.
Пауза.
Г4. Я хотел бы сказать…
Е6.(раздраженно). Что вы еще хотите? Муляж Ленина, самовар? Мы вам доставим и то, и другое, а вы поверите.
Г4. Ханжество…
Е6.(прерывая). Да, да, мы отстали, сексуальная революция до нас так и не дошла. Секс для нас – или грех, или коммерция. Мы любим ближних, а все дальние для нас – враги. И мы не в силах возлюбить их.
Пауза.
Е6. Мы любим стереотипы, традиции и мифы. Наш «закон джунглей» всегда намного превосходил любой капиталистический симулякр.
Пауза.
Е6.(весело). Давай, раздевайся, ДжульеттаЖюстина, я тебя кое-чем порадую. Давай.
Г4 медленно начинает раздеваться, Е6 достает откуда-то плеть.
Е6.(встает из-за стола и медленно подходит к гамаку). Давай, моя красавица, не заставляй меня ждать.
Пауза. Отдаленно звучит «Прелюдия к послеполуденному отдыху Фавна» Дебюсси.
Г4.(смотрит на плеть в руке Е6). Мне перевернуться?
Е6. Ох…(сладострастно)….необязательно…у меня есть и ножичек в правом кармане не помню чего, я должен предварительно сделать кое-какие надрезы…но вы этого не понимаете, наивные люди, а ведь все не так просто и…закройте глаза.(Г4 закрывает глаза). Нет, не так. Я хочу видеть ужас, как на картине Мунка. Я совсем не ангел, в отличие от маркиза(смотрит на плеть)…сначала я хотел вас отстегать по одному месту, но теперь я вижу, что этого недостаточно, я должен убить вас, не кастрируя.(достает перочинный ножик из любого кармана).
Г4.(открывая глаза). Тогда дайте мне плеть.
Е6.(холодно). Вы пьяны, юноша.
Г4. О нет, я знаю, что делаю. Дайте мне плеть.
Пауза. Е6 передает Г4 плеть, отступая на шаг. Г4 голышом нисходит с гамака. Е6, отбросив ножик в сторону, снимает брюки.
Г4.(щелкая плетью по полу). Признаюсь, мне это нравится.(Е6 ложится на пол, Г4 делает пару не слишком сильных ударов и отбрасывает плеть).
Е6.(разочарованно). Это все? (берет с пола ножик, встает). Почувствуйте, что я делаю.(делает легкий надрез на спине Г4).
Г4.(не шевелясь). Мне больно.
Е6. Пустяки, царапина.(приставляет нож к горлу Г4). Вы расстанетесь с жизнью.
Г4. Но я уже давно с ней расстался.
Е6.(опуская руку с ножом). Тогда давайте ладонь. (Г4 протягивает левую ладонь, Е6 делает надрез, после чего осуществляет то же самое на своей правой ладони). Теперь, мой друг, мы должны прижать их.(прижимают). Теперь мы с вами одной крови.
Г4.(с иронией). О, как это невинно.
Е6. Мы породнились, вам мало?(пристально смотрит на свою ладонь).
Пауза.
Е6 наклоняется, делает надрез левой рукой на правой ноге Г4, над коленом.
Г4.(задрав голову вверх). Вы называли это глубиной?
Е6. Теперь я сделаю то же самое с вашей левой ногой.
Г4.(брезгливо). Нет, оставьте меня.(отстраняется, шатаясь, подходит к гамаку).
Е6.(удивленно). Как, вы даже не продезинфицируете свои несчастные царапины?
Г4. Нет.(начинает одеваться).
Е6. Вы меня по-прежнему возбуждаете. Что ж, я, пожалуй, все же одену брюки назад.
Г4. Вы не слишком благосклонны ко мне.(застегивается и укладывает себя в гамак). Что у вас еще есть?
Е6. Немножко текилы от нашей общей подружки Фриды. Хотите?
Г4.(улыбаясь). Да, пожалуй, это лучше, чем водка.
Пауза. Е6 подходит к столу, достает(видимо из ящика стола) бутылку текилы.
Е6.(насмешливо). Конечно, не лучше, но вас прельстит и это.(направляется с бутылкой к гамаку). Как же легко вы падки на всякую пропиаренную экзотику! Так что если случится третья мировая война, виноваты в этом будете только вы, господин двадцатый век!
Г4.(с иронией). И вы тоже.(берет бутылку). Отлично.(вскрывает, пьет). Но я все еще не Ерофеев, не так ли?
Е6.(хихикая). О, вам еще далеко до него.(подходит обратно к столу, усаживается за письмо). Вы мешаете мне работать. Вы еще получите свое, господин двадцатый век, хотя авторесса этого и не хочет. Вам еще надают пинков.
Пауза. Г4 закуривает.
Е6.(поднимает голову, смотрит на Г4). А, да вы опять курите…Вы можете заснуть и нечаянно поджечь мой гамак. А он мне дорог. Как память. Когда-то на нем я занимался любовью с Гумилевым.
Г4.(изумленно). Да вы бредите!
Е6.(хихикая). Простите, запамятовал. С Луначарским, с Маяковским, с Блоком. Чистая правда. Даже с Волошиным.
Г4. Это глупо.
Пауза.
Г4. Я хочу сказать, глупо говорить это. Ведь это неправда.
Е6.(восторженно). А что такое правда?
Г4. Правда – это все то, что никогда никем не будет сказано.
Е6.(хихикая). Иными словами, невыразимое. Несказанное.
Г4.(раздраженно). Да, да, именно так. Только не напоминайте мне о символистах. Они мечтали немного о других сетях.
Пауза.
Е6.(насмешливо). Спите? Пожалуйста. Поджигайте гамак, поджигайте все. Черт!(хлопает ладонью по столу). Что за безнравственная пьеса! Что за бестия пишет ее!
Сцена восьмая. Все вокруг кроваво-красного цвета, ярко освещено. На полу валяются белые объекты в духе американского минимализма 50-60-х. На одном из них восседает Г4, на другом – Ж10, похожий на Мориса Бланшо в 1968 году.
Г4.(насмешливо). Как хорошо, просто прекрасно. Как-то утром вспомнился мне Эрнст, как-то вечером – де Кунинг.
Пауза. Отдаленно доносится музыка – «Сирены» из «Ноктюрнов» Дебюсси.
Г4.(улыбаясь). Ведь это не так уж и плохо, я слышу пение сирен.
Ж10. Все?
Г4.(с надеждой). Почти. Из вас получился бы образцовый декадент. Возможно, вы хотите сказать то, что не говорит. Но как это сделать?
Ж10. Понятия не имею.
Пауза.
Г4. Неужели? Читали ли вы кое-кого, этого Фредерика? Изобретатели велосипедов. Вы знаете?
Ж10. Нет.
Г4. Вот тебе, бабушка, и начало нового века. Но это не мои проблемы, нет.(насмешливо). Я лгу, конечно. Ах нет, иной мыс. Где? Скажите – где-где, скажите – нигде.
Ж10.(улыбнувшись). Вы презираете двадцать первый век, почему? Неужто у вас нет точек пересечения? Они у вас есть…иногда.
Пауза.
Ж10. Успокойтесь. Вспомните русских шестидесятников. Гитарка, песни Окуджавы с Высоцким, томик Хемингуэя, стихи Вознесенского, Бродского…Кого вам еще надо? Русских рокеров восьмидесятых? Молодежь, капитализм был для них лишь видением революции, а потом другие дети – девяностые, все вместе, масскультура, Пелевин и прочая фигня, а?
Г4.(нервно). Да, да! Именно об этом говорит наша милая авторесса. Что с ней? Она все любит, то есть двадцатый век, перевороты в литературе, изобразительном искусстве, философии и все прочее вплоть до….Откуда это новое воспроизводство догм? Они что, могут придумать что-то лучше? Возврат к традиции? Здоровые тела? Они что, очумели? Они одновременно питаются компьютерным миром и его критикуют, лицемеры! К черту! Да здравствует Революция!
Ж10.(улыбаясь). Перестаньте, иначе вы заговорите, как он. Невозможное, другая свобода, еще более другая. Вы не понимаете? Невозможное. Никакого постмодернизма не было, нет и не будет. Никогда ничего не было, и человечество не доходило до оргии, до абсолютной растраты. И никто до нее не дойдет никогда. И нет никакой сексуальной свободы. И ни одна мечта не исполнилась, ни одна утопия не осуществилась. Потому что никто не знает, что значит свобода…
Г4.(прерывая). Элюар…
Ж10.(насмешливо). Да, конечно. Но я вовсе не говорю, что это слово должно что-то значить. Разрыв! Что говорить! Откройте «Голос и феномен» Деррида, там все написано.
Г4.(в смятении). А материальное благополучие?
Ж10.(взмахивая руками). Бога ради, да вы как заезженная пластинка! И это сказано, что дальше?
Пауза.
Г4.(закуривая). Теперь я думаю, что…
Ж10.(прерывая). Ну-ну. То, что пишет нынче Жижек, лет за тридцать до этого написал Бодрийяр. Ну и что? Жижек как Бегбедер: они ругают все, чем упиваются. Советую вам почитать Достоевского со Стриндбергом.
Пауза.
Г4.(печально). Они больше не хотят шутить.
Ж10. Они больше не хотят играть, вот что. Возомнили себя Брехтами. Сами-то они – лишь жалкие тени своих родителей!
Г4. А мне что делать?
Ж10. Говорить на всех языках, ангельских и человеческих. Иного выхода нет. Ныне мы слишком старомодны.
Пауза.
Г4.(раздраженно). И мы слишком трупоядны.
Ж10. Точно. Только то, что нам нравится, дорогой Заратустра. Вам грустно? Одиноко? Чего желаете?
Г4. Вы слишком бледны для живого.(встает, подходит к Ж10, касается его рук, головы, плеч). Вы так холодны. Я говорю правду. Вы мертвы. Замолчите, прошу вас! Нет, не слушайте меня, продолжайте говорить, умоляю. Я вас люблю, о боги!(склоняет голову). О горе мне, горе всему, во что я верю! Почему?! Они ждали большего весь двадцатый век, любой катастрофы, конца света! Они ждали и не дождались. Нет ничего, кроме мертвых губ Януса. Взгляните на меня, отчего вы не видите?! Не было катастроф, ни одной. Кричи, как на картине Мунка, тебя никто не пощадит, катастрофы нет и не….
Пауза.
Г4. Почему? Потому что это необъяснимо, парадоксально, апористично! Что может справиться с этим?(выпрямляется). Что ж, отлично.
С любой стороны появляется Д8, похожий на Марселя Дюшана в 1919 году.
Д8. Что ж, я знал, что вы это скажете. Я рад.
Г4.(удивленно). Что?
Д8. Не обижайтесь, это просто не ваш век. Сигарету?
Г4. Да. Они говорят, что я много курю. Что же, теперь нельзя умирать?
Д8. Можно, только медленно и осторожно, с разрешения близких. Это касается даже несчастных случаев. Модно быть здоровым…и не забывайте, кстати, что раньше на пороки была мода. Они вышли из моды оттого, что были слишком растиражированы, а любой тираж рано или поздно проваливается в черную дыру. А массовая истерия по поводу здоровья – это продукт другой моды, по сути, той же самой. Но мы ее уже ведать не будем, мы останемся по ту сторону, по ту сторону всех сторон.(кивает головой на Ж10). Смотрите, не отворачивайтесь, вы же любите.
Г4.(улыбаясь). И?
Пауза.
Д8. Ладно, я пойду.(уходит, беспрерывно оглядываясь на Ж10).
Г4 молча докуривает сигарету. Откуда-то(возможно, что со стороны зрителей) появляется Е6, который едет на велосипеде, похожий на Пьера Паоло Пазолини образца 1962 года. В одной руке он держит знаменитую картину Жана Метценже «На велодроме», в другой – руль. Правая, левая – на усмотрение режиссера.
Велосипед резко тормозит, едва не сбивая один из минималистских объектов.
Е6.(весело). Вы молодец, молодец! Мне нравится, все прекрасно! Немного чрезмерно, конечно, даже премного чрезмерно, но это делает вас, господин двадцатый век, все более очаровательным. До-свидания.(оставляет картину на сцене и укатывает).
Появляется В3 на роликах, он выглядит как Зигмунд Фрейд в 1910 году. В одной руке – красная роза, в другой – картина Магритта «Освободитель».
В3.(злобно). А я нахожу, господин двадцатый век, что вы просто козел. Вы всех предали и не оправдали ни одной надежды. Мне жаль вас. Хотя, возможно, вас когда-нибудь еще будут любить. Чао!(уезжает).
Появляется Б2 на мопеде, похожий на Пикассо в 1955 году.
Б2.(дружелюбно). Не бойтесь. Вода течет, вода наполняет моря и реки, все остальное неважно, и так будет всегда.(уезжает).
Грохот. Мертвое тело Ж10 падает на красный пол.
Г4.(отчаянно). Помогите! Помогите!
Появляется А1, который выглядит как человек без свойств из романа Роберта Музиля.
А1.(насмешливо). Что же вы орете, господин двадцатый век? Протрите глаза – вам нечего больше бояться. Ничего не случается, кроме нас. Простите меня, я должен.(подходит ближе к Г4, обнимает, целует в губы долгим поцелуем, отстраняет). Простите меня, все будет по-другому.(ударяет Г4 коленом в пах, Г4 сгибается пополам и оседает на пол). Простите, мой друг, это долг каждого человека.(колотит Г4 ногами, тот не сопротивляется). Простите, простите, я хочу, чтобы в мире не было терроризма, он мешает жить всем мирным жителям нашей планеты. Неужели вы этого не знаете?(с губ Г4 течет кровь, А1 продолжает пинать его ногами, правда, устав, теперь он делает это, не торопясь). Мы не хотим, чтобы происходили трагедии, мы должны бороться с ними, как говорил здесь кто-то, во благо наших детей…Как вы себя чувствуете? А? Не слышу.(перестает пинать Г4 ногами, смотрит, не наклоняясь). Поверьте, это необходимо.
С губ Г4 продолжает струиться кровь. Он с силой приподнимает голову и старается что-то высмотреть в зрительном зале.
Г4.(стонет). Там…там…(опускает голову).
Постепенно сцена темнеет. Ничего не видно. Звучит музыка – «Девушка с волосами цвета льна» Дебюсси.
На этом пьесу сию можно считать исполненной.
КОНЕЦ…….
Наталья Борисова, октябрь-ноябрь 2004 года.